Скажи мне, Брежнев, ведь недаром
Пускали кровь под Кандагаром?
Могучей Родины рабы
Ложились в цинковы гробы?

Бежав в изорванной одежде,
Скажи, недаром, милый Брежнев,
Твердила «выживу!» душа нам
Задета пулями душмана?

Недаром, Брежнев, расскажи-ка,
Нога вдруг стала, как аджика,
Когда перед дворцом Амина,
В неё вошла враждебна мина?

Скажи! Скажи! Недаром, Брежнев,
Я был мальчишкой в жизни прежней,
А здесь, - в горах Афганистана,
Меня, как ноль, совсем не стало?!

И отвечал Ильич серьёзно:
- Мы все ведь рано или поздно
Уйдём в загробные поля,
Сегодня – ты, а завтра – я.

Однажды нас совсем не станет:
В Чите, Аше, Афганистане,
Ладонь, метнув финальный взмах,
Сгниёт и превратится в прах…

Мы не проснёмся утром вешним,
Хоть Иванов ты или Брежнев,
Но не услышим пенье птиц,
Когда падём на землю ниц.

И смерть – она финал бытийный,
В неё беспомощно летим мы,
Плывём в челне по речке Стикс
Из точки игрек в точку икс.

И оттого погибель наша –
Лишь переполненная чаша.
Жизнь расплескалась, и не стало
Тебя в горах Афганистана.

Но подвиг – он навеки молод,
Трансцендентальный серп-и-молот.